Врывшись в землю с головой
Самокруткой грел ты душу,
Когда жахнула впервой —
И пошла играть «Катюша».
Кто-то слух пустил про Марс —
Мол, сговорено заранее.
И по немцам, мстя за нас —
Долбанули марсиане.
Иль открылся фронт второй.
А войска, секрета ради —
Под землей прошли дырой.
Да не спереди, а сзади.
Но кое-чего мы категорически предусмотреть не могли, ни я, человек в этом времени новый, ни Кириллов, пусть и опытный, но сухопутный. «Молодые» флоты, Северный и Тихоокеанский, сформированные всего-то в начале тридцатых, и десяти лет не будет, брали и кадры, и корабли с Балтфлота, который и сам в то время был стиснут до размеров Ленинграда и Кронштадта. А командир подводной лодки — профессия весьма специфическая, и все они в те годы обязательно знали друг друга, или хотя бы слышали такую фамилию, вращаясь в одной и той же среде, в одних и тех же местах. Черноморцы еще могли стоять особняком, но и то там тоже имелось достаточно знакомых. Короче, командиры-подводники в те годы были наподобие офицеров Императорского флота — все знали всех, или как минимум были наслышаны. И совершенно немыслимо, чтобы таким кораблем, как «Волк», командовал человек, никому не известный и никого не знающий из подводного братства. Путь до командира лодки долог — незаметно его не пройдешь. В то же время на спеца из «бывших» я явно не подхожу по возрасту. А доверять новый и секретный корабль лицу без опыта и выучки — это полный маразм; идиотов в НКВД все ж не водилось.
Так что если вспомнить слухи и попробовать отнестись к ним серьезно… Что выйдет в сухом остатке?
— Вы понимаете, Виктор Николаевич, что эти сведения — особой государственной важности? И составляют строжайшую государственную тайну?
— А вы на что намекаете, товарищ старший майор? Что я с этими сведениями к немцам побегу?
— Да нет, Виктор Николаевич, но вот скажете вы какому-нибудь лучшему другу без всякого умысла, тот еще кому-то под большим секретом… И в итоге будет, как у Пушкина в «Капитанской дочке» — «…никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями». Кстати, вы понимаете, что теперь ни в коем случае не должны будете попасть к немцам в плен живым? Так что простите, но подписку я с вас возьму по всей форме. И не надо мне говорить, как Федор Алексеевич, что нет у подводников плена! Только у меня аж двое их командиров сидят — этот Брода и еще радио с ТЩ-62, сдалась U-251 со всем экипажем, сейчас сюда ее на буксире волокут.
— А вы нас с фашистами не равняйте!
— Все мы люди-человеки, Виктор Николаевич. Броде этот, вон, уже на десять листов показаний наплел, все что знает и о чем не знает — а ведь к нему пока еще никаких мер воздействия не применяли. Вы представить можете, что будет, если про эту тайну узнают? И кстати, неизвестно еще, кто хуже — фрицы или наши заклятые союзнички. Михаил Петрович, раз Виктор Николаевич уже в посвященных, явочным порядком фильм ему покажите, который мне показывали позавчера. Что за мир ждет нас после победы.
Несу ноутбук. Нахожу нужную иконку, включаю.
Май сорок пятого. Знамя над Рейхстагом. Наши солдаты, радостные, у Бранденбургских ворот. В эшелоны — домой. Сожженные города и села, поля в запустении, разрушенные заводы, плотины, шахты. Вся страна, как большая стройка, встает из руин.
И американская «суперкрепость» над городом. Вспышка, ядерный гриб — оплавленные камни, выжженная земля. На куске стены — тени от испарившихся людей.
— Это что же, с нашими было? — спрашивает Котельников. — Они, сволочи, что, сразу нам войну объявили?
— Нет. Это Япония, города Хиросима и Нагасаки, август сорок пятого. Всего три месяца после нашей победы. В тех городах не было военных объектов — наши «союзники» просто хотели показать любому и нам, что будет с теми, кто посмеет с ними спорить.
Авианосцы у берегов Кореи — или Вьетнама? Десятки, сотни самолетов — кладут наземь «бомбовый ковер», сплошное море огня и дыма. Стреляют по берегу линкоры, подходят десантные суда, выбрасывают из трюмов танки. Тысячи солдат. Корабли в море, очень много кораблей — под звездно-полосатым флагом.
Всплывает подводная лодка. Открывается люк наверху непропорционально большой рубки, вылетает ракета с дымом и пламенем. Камера наезжает — и становится виден флаг на лодке, наш флаг. Еще лодки — уже другие, непривычно округлых очертаний — атомные. Пробив рубкой лед, такая лодка всплывает на Северном полюсе и поднимает там опять же наш флаг. Уже наши корабли на учениях. Скользят по волнам ВПК «шестьдесят первые», с «Киева» взлетают «яки»-вертикалки. Снова подводные лодки — наши атомарины.
Причалы за кормой — конец сеанса связи.
Уходим в глубину, за Родину свою.
Лишь твой портрет со мной — и долгий курс до базы.
Но знай, что под водою я сильней тебя люблю.
Поиск и патруль — для лодки цель святая.
Задача — в океане раствориться как мираж.
Боцман, крепче руль! И пусть противник знает,
Что в море вышел наш гвардейский экипаж!
Турбине — вперед, двести оборотов!
Впереди неизвестный кильватерный след.
За вражьей лодкой началась охота.
Она от нашей гвардии услышит вой торпед!
«Гепард» не подведет — он создан на «Севмаше».
Штурман, выдай пеленг! Боцман, курс держи!
Уходим мы под лед, чтоб спали дети наши.
И знали, что гвардейцы охраняют рубежи.
В отсеках тишина — лишь слышен свист касаток.